Читать интересную книгу Межгосударство. Том 2 - Сергей Изуверов

До пролежней репетицию. Иисус в исполнении говоря свои, со вниманием за игрой остальных, то и дело Иуду, так ему осточертел, Натан сделал вид, плюёт на пол и удалился из. Без Иуды можно лишь небольшую после ухода и более великую, возвратился Христос. Вечером все в гостиной комнате, послушать Библиотеку. Сорорат около года, по ультиматуму доктора, Библиотека не замыкался в гениальности и не терял религии в самосалюс, не пытался больше читать. Сам глава на собрании не, прислал вместо сестру. Серафим в кресле в углу, глядя, Библиотека выносит стул на середину, сестра что-то ободряюще и вдавливает обратно проступающие на лбу мысли, похожи на забравшихся под кожу тараканов, думал о библиотеках и книгах, отдаёт шаблонностью, правдоподобно. Вторые, до отказа первые, в рассуждении неразделимы. Библиотеки. В них много чего присобрано. Не имей Серафим столь явного неприятия ко всякого рода затасканным избитостям, в голове бы теперь вроде «вековая как мутный янтарь мудрость», «пустое тысячелетнее знание», «все видные и замечательные мещане, недобитые после первых попыток вещать мыслители, квазифилософы-эзотерики, деятели по растаскиванию государства и опошлению искусства, оставили по себе мрачный конденсат из своих голов, в единственном возможном виде, книг». Просеяли сквозь себя и свои жизни-орлы-решки всю чепуху предательств, налёт от ржавой воды, ненужность заявлений, серость волков и бестолковость космологических теорий, выбрали самые ценные следственные связи и дорогое восприятие и изложили в мотто. Другие добрые люди, сообщество гораздо меньше членов, однако ценятся, отчего-то, ничтожней просеивателей, собрали в одном едва не лопающемся, всем прочим остаётся в это прийти и уестествить носом каталог. Злых практически не встретить, разве вредных, все они, в конечно, даже если излагают про тяготы бытия и при том со скверными подробностями вроде индульгенций, разлучённых попугаев и телескопов с трещинами, добрые заключения и двусмысленные выводы. Не худо бы вышло, все посещали, за себя обед и ужин, справляют нужду и влюбляются. Вот один сумел воспользоваться, ещё как, Серафим на усаживающегося, так, за всех отслужил. Хотя с другой, Библиотека человек весьма не злой и спокойный, вряд ли являются мысли сделаться чёрным властелином или организовать банду грабителей сберегательных касс и товариществ на вере. Герой-просветитель вечера что-то старательно на клочке, подал застывшей позади. Сегодняшняя называется «Сказ про сытых голубей и оборотней-неудачников», громко провозгласила после трёх консультаций с. Строили стену голуби сыты, Библиотека страшно, силясь всё медленнее. То терзал руки, выкручивая пальцы, искажался лицом, сжимал ладонями сиденье, качался из стороны в, но внутри вставился в пазы механизм, раскрутился и выстреливал разъятый этимон за ударенной до разлетания проклитикой. Намерение приводить весь в модусе, подано пациентам, отдельных, липкой слюной краснобая, не под собой стремящегося субстрата. Все посиделки затеяны ради лишь самого. Тонконатуры сидели и слушали потому что таков и они привыкли всё вместе. Каждый шевелил о своих говорящих араукариях и исполнении их фидеикомиссов всуе. Но рассказец столь начисто лишён любопытства и бессмыслен (ты хотел сказать, так нарочито сравнивает твой гнилой забор и Китайский брандмауэр, что от собственного жеманства мошонка стремится к нулю?), не может быть не размещён. Когда строили великую китайскую, хотел Библиотека, все голуби округи когда бы не слетались к той, всегда сыты. Постройка стены в 214-м до Рождества Хю цзиньским императором Ши-гуанг-чи. Целью оградить провинции внутреннего Китая от нашествия монгольских орд и самого императора от родственников его многочисленных, кто-то полагал наложницами, здравствующих и покойных. На постройку стены каждый шестой житель Китая. Таким шестым Чэнь, к тому же родственником третьей сестры свекрови одной из бывших императора, в родстве с жёнами каждый третий Китая, в коем очень ценилось и помнилось. В остальном сиротою, нищенствовал, особенно не противился. Происходил из провинции Гань-су, на западе Китая, в той области и отправился на. Работа трудной и встречала много противодействия со стороны самого устроителя данного заграждения, всё никак не мог получить верных сведений по какую сторону и в каких провинциях проживает больше докучливых родственников и как повернуть дело (направление стены), ловчее от них отбояриться. Возились и тесались камни, кирпичи обжигались о пальцы. Из них две тонкие, между земля и булыжник. Если к стене кто-то из родственников, обнаруживалось стремленье достичь двора императора и нечто при том просить, так же шёл на нужды. Через каждые сто шагов в стене башня. Люди умирали от работы, от невыносимой лёгкости её, но стена строилась как будто уже пущенная под откос. Однажды вечером, после изнурительного дня пререканий, Чэнь сидел в тени стены и бросал кусочки лепёшки, выдана к ужину, двум оранжевым голубям. Те с удовольствием клевали, Чэнь и сам откусывал с удовлетворением проделанной, тут к их трапезе приковылял третий с искалеченным. По ему одному известным признакам Чэнь угадал в нём своего родственника со стороны покойной тётки, именно зятя золовки дочери её племянницы, кроме того, троюродного брата шестого сына племянника отчима четвёртой жены императора. Быстро сообразил, родственник шёл к своему родственнику императору, терракотагенты раскрыли и решили пустить в стену, успел превратиться в птицу и бежать, крыло всё-таки сломали и теперь не может превратиться в. Чэнь пожалел, поднялся и хотел словить, выправить косточку, но голубь не давался в руки и проворно, то и подлетая с заваливанием крупа, прочь от, вероятно намекая, где-то в чаще или в горах есть ещё родственники императора и Чэня, требуется помощь родственника. Так увлёкся погоней, не заметил, оказался на краю каньона, так богата провинция Гань-су, на дне река, в той бесновались утки, прилетевшие, судя по их, из самого Пекина и у каждой в клюве капсула с указанием, карта не есть территория и надо строить более ловко. Голубь малость на краю и соскользнул, преследователь на миг, родственник отчаялся и решил покончить с, однако не испугался и бросился. Спускался вниз по крутому, цепляясь за торчащие из земли корни, змеиные хвосты, ласточкины гнёзда, кости древних ящеров, борозды, проделанные метеоритами, клыки услужливых саблезубых и выходящие наружу камни. Родственник поджидал усердного родственника на небольшой площадке, на краю корявой горизонтальной расщелины, крупному, заканчивая двухмесячным носорогом, лишь ползком. Голубь захромал внутрь, поспешил за ним и, выкрикивая имена общих родственников, родственник мог бы знать. Теперь, забравшись так, не собирался от своего. В пещере темно и различить голубя не. Чэнь беспрестанно шарил правой перед, облокачивая тело на левую и думая, его, возможно, на свадебный пир или общий праздник родственников, сумевших избежать попадания в стену. Вот пальцы наткнулись на нечто гладкое, не увёртливое сторонами. Ощупав, Чэнь заключил, каменный несессер. Прихватив, оглушить пару уток. В шкатулке тригональные сингонии цветов и достоинств. У Чэня захватило при виде переливчатого сияния и от большого замешательства, не мог верно определить кто именно есть. Либо скрывающиеся от своего высокопоставленного родственника родственники, либо спрятанное на стратегический случай терракотовое, император намеревался ударить в тыл, чей бы тыл это ни. Но бежать с камнями и верно разобраться при помощи шамана Внутренней Монголии или нагасакского водяного не мог, не отпускали другие, грубые, едва отёсанные великой. Беглеца бы тут же и отобрали власть над судьбами стольких, пусть и могли оказаться глиняными, но ведь всё равно покрытыми глазурью и краской, а самого убили. Поэтому пока припрятать, но не в этом каньоне, уже прознал родственник со сломанной рукой, забрать с собою на строительство. Находку Чэнь, укрываясь ночным одеялом, в основании одной из башен, задвинув камнем. На башне нацарапал восемнадцать взаимоисключающих. Но не на заветном, его намеревался и так. Однако Чэню больше не суждено увидеть своё (да и сокровище ли то), привёл хромой голубь-падчерица золовки восьмой сестры. Вскоре умер от китайской лихорадки, передавалась только по сокам генеалогических и пока ожидалось пополнение, копила злость. Секрет драгоценностей перед смертью передал одному, ничьему родственнику. Прошло много. Строительство в понимании китайцев давно. Умер неистовый Ши-гуан-чи-косоглазый натуралист. Сменилась династия, все жёны изгнаны из дворца, немедленно обрушило множество родственных, привело к, на свете человек, жил у подножия китайской. Объявился у Ордоса, как раз от Гань-су, вдоль на запад, палатку у основания и живя на одном по нескольку. Человека Цзю, родственником Чжана Саньчжуна, Чжу Юлана, Айсиньгёро Цзайтянь и Николая II через барона Унгерна. В первую очередь история основательного как сам Китай забора, во вторую – остатки строительства, эти камни, напитала человеческая, в третью – недосмотренные судьбы, пронизывающие каждый ли стены, труд размешать старый фиксатив и смерти-новый. Цзю тем наследником, последовательностью полепептидов, возросла из семени, случайно Чэнем перед смертью. Словом, знал о спрятанном в стене, но безразлично. Не был сиротой и не хотел открывать ещё один приплод родственников, так же не имел в цели никакую провинцию, хотел бы захватить, что довольно не типично для китайца того. Вслед за Цзю, к стене ещё один по имени Шань, монгольская приблуда. Ему до стены дела не, имал подборку Чэня. Не знал к какой колонне присмотреться, но знал, ведомо Цзю. Так и колдыхали, первым Цзю-недоумок, не замечая ока противоречивого надзирателя и втыкаемых в его куклу игл, задерживаясь на одном порой и по две, живя у подножия, поливая своими нектарами. Шань в это кругами подле лагеря, изображая стеснительного нищего, когда Цзю покидал, отправляясь посмотреть на что-нибудь другое, кроме этого великовозрастного штакетника или за дичью, набрасывался на палатку как его предки на дань в виде подков, следы раскопок или ещё какой-нибудь поисковой, читал переписку с родственниками, Цзю вёл при помощи почтовых, напоминая о своём существовании в трети всех провинций. Когда Цзю переходил на следующее ненамоленное, Шань долбил в месте стоянки. Выламывал камни, подкапывал под башни, дробил кирпич, доходя до внутренней земли, выхватывал тоже, другими словами, после себя нивелированное разрушение, замыкая круг. Один родственник строил, другой родственник жил под, а третий сын кобылы и вьючного мула рушил. Это предложение Библиотеке удалось произнести почти в целом (не бреши). Путешествие Цзю продолжалось уже около. Целый недогод впитывал в себя волшебство остановки зрения и родовые мучения великой, незримый год стену ломал, столь усердно, в некоторых сквозь стали проникать повсеместные родственники и с любопытством осматриваться на другой стороне. По прошествии одиннадцати месяцев терпение изменило Шаню, изменяло однажды всем хошутским эхиритам. Видел, сумасход Цзю не ведёт никаких, кроме поисков анатмавады на руинах кшаникавады, просто движется вдоль, собирая камешки и подолгу, прислонившись спиной и почёсывая крылья. Тогда Шань решил напасть и выпытать место, куда Чэнь втаранил. Однажды ночью, Цзю возвратился в палатку после слияния со стеной и взялся писать троюродной сестре тёщи своего брата, ворвался Шань и, наставив на Цзю меч, потребовал выдать. Цзю не пожелал, явив превосходным тюремщиком. Завязалась борьба, ещё в палатке Шань отрубил Цзю руку, защищался, удалось направить хлещущую из обрубка в лицо Шаню и вытолкнуть на улицу, дальнейший бой под хохочущими небесами. Взмывали на стену и соскакивали с, рубя по преимуществу воздух, превращались в драконов и сплетались хвостами, покоряя друг друга и силясь содрать побольше чешуи, собственною чешуёй, хоть преимущество и на стороне Шаня, у того меч, у Цзю только анальный стилет, последний как будто питался какой-то силой от барбакана, не уступал прокрусту ни дерзостью, ни стоицизмом. Так и убили друг друга не превращаясь в людей и у голубей, живущих в округе, в ту ночь нечто вроде Сатурналии или истинного пира зоба до посинения. Долго и тщательно замалчивался один эпизод метания. Натан из арбалета плечо другому обитателю. Выскочил к швырку, сестра испугалась сама под болт и нехотя попустительствовала. Натан, пустив кровь и видя предусмотренные корчи, хотел тянуть к себе добычу за воображаемую верёвку, коммерческий китобой, у сестры добавилось седых, из подушки в изголовье исчезла треть перьев.